1
У незначительности было множество преимуществ. У незначительности было множество преимуществ.
Конечно, по меркам многих людей Сири отнюдь не была «незначительной». В конце концов, она была дочерью короля.
К счастью, у ее отца имелось четверо выживших детей, и семнадцатилетняя Сири была самой младшей. Фафен – дочь постарше – исполнила семейный долг и стала монахиней. За ней следовал Риджер, старший сын, наследник трона.
А еще была Вивенна.
Приближаясь обратно к городу, Сири вздохнула.
Вивенна, старшая из детей короля, была… ну… Вивенной. Прекрасной, уравновешенной, совершенной почти во всем. И это было неплохо, если учитывать, что ее обручили с богом. В любом случае, Сири – четвертый ребенок – была ненужной.
Вивенне и Риджеру приходилось погружаться в занятия. Фафен надо было проводить время на пастбищах и в домах. Однако незначительная Сири могла куда больше себе позволить – например, постоянно исчезать в пригородах на многие часы.
Конечно, ее отсутствие заметят, и, конечно, будут проблемы. Но даже ее отец не мог не признать, что ее исчезновение особого неудобства не причинит. Город прекрасно существовал и без Сири… собственно, скорее, когда она не крутилась поблизости, ему было даже и лучше.
Незначительность. Для других это слово звучало бы оскорблением. Для Сири – благословением.
Сири улыбнулась, проходя в город; к ней неизбежно притянулись взгляды. Хотя Бевалис на бумаге был столицей Идриса, он был невелик и все ее знали в лицо. Судя по историям, которые Сири слышала от заворачивавших к ним торговцев историями, ее родной город казался от силы деревней рядом с огромными столицами иных стран.
Но Сири он нравился, невзирая на тусклые улицы, крытые соломой крыши и скучные – но крепкие – каменные стены. Здесь женщины загоняли отбившихся от стаи гусей, мужчины вели груженых весенними семенами ослов, а дети гнали овец на пастбища. В огромных городах Ксаки, Хадреса или даже страшного Халландрена были виды поэкзотичнее, но там были бы безликие, вопящие, вездесущие толпы и надменные аристократы. Все это было не во вкусе Сири; ей и Бевалис-то обычно казался несколько чрезмерно деловитым.
«И все же, – подумала она, глядя на собственное практичное серое платье, – могу поспорить, что цветов в этих городах больше. Вот на это мне хотелось бы посмотреть».
Там бы ее волосы не так уж выделялись.
Как обычно, длинные волосы Сири посветлели от радости, когда она отправилась в поля. Она сосредоточилась, стараясь заставить их повиноваться, но смогла изменить их цвет лишь на тускло-коричневый. Сири никогда толком не удавалось их контролировать. В отличие от Вивенны.
Пока Сири шла по городу, за ней увязалась компания маленьких детей. Она улыбнулась, притворившись, что не обращает внимания на них, пока одна девочка не набралась храбрости подбежать и дернуть ее за платье. Вот тогда Сири с улыбкой обернулась.
Ее встретили серьезные лица. Идрийских детей даже с такого возраста учили избегать позорных взрывов чувств. Остринское учение говорило, что в чувствах нет ничего дурного, но неправильно притягивать к себе внимание с их помощью.
Сири никогда не удавалось благочестие. Она считала, что это не ее ошибка – раз уж Остр сотворил ее с явной неспособностью слушаться.
Дети терпеливо ждали, пока Сири коснется фартука и вытащит пару ярких цветков. Вот тогда их глаза широко раскрылись – они взирали на живые краски.
Три цветка были голубыми, один – желтым. Они ясно выделялись на намеренно тусклом фоне города; здесь не было никаких цветов, кроме красок кожи и глаз жителей. Камни белили, одежду дубили или красили серым. Чтобы не было цвета.
Ибо без цвета не было Пробудителей.
Девочка, что дернула Сири за юбку, в конце концов взяла цветы и метнулась прочь; остальные дети кинулись за ней. Несколько прохожих наградили Сири недовольными взглядами, но никто из них ничего не сказал. У жизни принцессы – пусть и незначительной – были свои преимущества.
Она двинулась дальше, к дворцу. Это было низкое одноэтажное здание с крупным двором, где слежалась земля. Сири проскользнула мимо торговцев у ворот, повернула за угол и вошла на кухню.
Главная кухарка Маб оборвала песню, когда открылась дверь и воззрилась на Сири.
– Твой отец тебя ищет, дитя, – Маб отвернулась и снова набросилась на луковицы, мурлыкая себе под нос мелодию.
– Думаю, да, – Сири подошла к горшку и принюхалась, вдыхая спокойный аромат кипящей картошки.
– Опять сбежала в холмы, да? Пропустила занятия с наставниками, могу поспорить.
Сири улыбнулась, а затем выхватила еще два ярко-желтых цветка и покрутила их в пальцах.
Маб закатила глаза.
– И снова, думаю, развращала городскую молодежь. Нет, ну в самом деле, девочка, тебе уже пора из этого вырасти. Твой отец тебе много чего скажет об увиливании от обязанностей.
– Люблю, когда со мной говорят, – заметила Сири. – И я всегда столько нового узнаю, когда отец злится. Нельзя же пренебрегать образованием, правда?
Маб фыркнула и добавила к луку немного соленых огурцов.
– В самом деле, Маб, – продолжила Сири, помахивая цветком и чувствуя, как ее волосы слегка краснеют. – Не вижу, в чем тут сложность. Остр сотворил цветы, верно? Он даровал им цвет, так что они не могут нести зло. Да во имя всего святого – мы его называем Богом Цвета!
– В цветках зла нет, – ответила Маб, добавляя к вареву некую траву, – если только они остаются там, куда Остр их поместил. Нельзя брать красоту Остра и придавать себе важности.
– Цветок не придает мне важности.
– Да? – спросила Маб, добавляя в один из кипящих горшков траву, огурец и лук.
Она постучала по стенке горшка плоской стороной ножа, прислушалась, кивнула и принялась искать под столом другие овощи.
– Вот скажи мне, – приглушенно спросила она, – ты и впрямь думаешь, что ты не привлекаешь внимание, гуляя по городу с такими цветами?
– Это лишь потому, что сам город такой тусклый. Будь у нас побольше цвета, никто бы и лепестка не заметил.
Маб выпрямилась, поставив на стол коробку с разными клубнями.
– Ты бы предпочла, чтобы мы раскрасили его как Халландрен? Может, нам еще Пробудителей в город пригласить? Как тебе это? Дьяволов, которые высасывают души у детей и удушают людей их же одеждой? Вытаскивают трупы из могил и заставляют их делать черную работу? Режут женщин на нечестивых алтарях?
Сири почувствовала, как ее волосы слегка белеют от беспокойства.
«Хватит!» – подумала она. Кажется, у волос был собственный разум, отзывавшийся на ее предчувствия.
– Это лишь россказни – о приносимых в жертву девах, – сказала Сири. – Они этим на самом деле не занимаются.
– Истории откуда-то берутся.
– Да, от старух, которые сидят у каминов зимой. Не думаю, что нам надо бояться. По мне – халландренцы могут делать что хотят, пока нас не трогают.
Маб принялась резать клубни, не отводя от них взгляда.
– У нас есть договор, Маб, – продолжила Сири. – Отец и Вивенна позаботятся о том, чтобы ничего не случилось, и чтобы халландренцы оставили нас в покое.
– А если не оставят?
– Оставят. Не надо волноваться.
– У них армия лучше, – сказала Маб, по-прежнему не отводя взгляда от нарезаемых овощей. – Сталь лучше. Еды больше. И эти… эти штуки. Люди волнуются. Может, не ты, но разумные волнуются.
Слова кухарки было трудно просто так отбросить. У Маб хватало ума и мудрости, выходивших за пределы понимания специй и бульонов. Однако она была склонна паниковать.
– Ты зря волнуешься, Маб. Вот увидишь.
– Я просто хочу сказать, что сейчас не время для принцессы бегать с цветами, выделяться и привлекать неодобрение Остра.
Сири вздохнула.
– Ну хорошо, – сказала она и кинула последний цветок в горшок. – Теперь будем выделяться все вместе.
Маб замерла, потом закатила глаза, нарезая корень.
– Надеюсь, это был ванавель?
– Конечно! – ответила Сири, принюхиваясь. – Я не стала бы портить добрую еду. И я все равно считаю, что ты преувеличиваешь.
Маб тоже принюхалась.
– Держи, – сказала она, доставая второй нож. – Приноси пользу. Тут корни нарезать надо.
– А я разве не должна появиться пред отцом? – спросила Сири, ухватив искривленный корень ванавеля и принимаясь его резать.
– Он же тебя сюда и пошлет и заставит работать на кухне в наказание, – отозвалась Маб, снова постучав ножом по горшку. Кухарка твердо верила, что может оценить готовность блюда по звону горшка.
– Остр помоги мне, если отец когда-нибудь узнает, что мне здесь нравится.
– Тебе просто нравится вертеться у пищи, – заметила Маб, выловив цветок Сири из варева и отбросив его в сторону. – В любом случае, к королю сейчас нельзя. Он совещается с Ярдой.
Сири никак не отреагировала, лишь продолжив резать. Но вот ее волосы посветлели от возбуждения.
«Обычно отец часами совещается с Ярдой, – подумала она. – Что толку сидеть тут и ждать, пока он закончит…»
Маб повернулась, чтобы взять что-то за пределами стола; когда она перевела взгляд к Сири, та уже вылетела сквозь дверь, ринувшись к королевским конюшням.
Еще пару минут спустя она галопом покинула дворец, надев любимый коричневый плащ, ощущая веселый трепет, отозвавшийся ярким светлым цветом волос. Отличная быстрая скачка прекрасно завершит день.
В конце концов, ее и так наказали бы.
Деделин, король Идриса, положил письмо обратно на стол. Он уже достаточно на него смотрел; было пора решать – отправить ли старшую дочь на смерть или нет.
Несмотря на приближение весны, в комнате было холодно. Идрис находился в горах, и тепло сюда приходило редко; его ценили и ему радовались, но оно лишь ненадолго являлось каждое лето. А еще комната была строгой, прекрасной в своей простоте. Даже у короля не было права проявлять показную надменность.
Деделин встал и поглядел на двор через окно. По меркам остального мира дворец был мал – один этаж, остроконечная деревянная крыша, невысокие каменные стены. Но для Идриса он был большим и почти что ярким. Это было простительно – дворец служил еще и залом заседаний, и штабом армии для всего королевства.
Краем глаза король видел генерала Ярду. Дородный военный ждал, сцепив руки за спиной; три шнурка перехватывали его бороду. Кроме них двоих, в комнате никого не было.
Деделин снова поглядел на письмо. Бумага была ярко-розовой, и кричащий цвет выделялся на его столе подобно капле крови на снегу. Розовый цвет в Идрисе не появлялся. Но в Халландрене – центре мирового производства красок – такие безвкусные оттенки были обычны.
– Что ж, старый друг, – произнес Деделин. – Что можешь мне посоветовать?
Генерал Ярда покачал головой.
– Близится война, ваше величество. Я чувствую ее на ветру и читаю то же самое в рапортах наших шпионов. Халландрен по-прежнему считает нас мятежниками, а наши перевалы к северу слишком соблазнительны. Они нападут.
– Тогда не надо ее посылать, – ответил Деделин, снова поглядев в окно. Во дворе сновали приехавшие на рынок люди в плащах и мехах.
– Мы не сможем остановить войну, ваше величество, – сказал Ярда. – Но… мы сможем ее отсрочить.
Деделин повернулся к нему.
Ярда шагнул вперед и тихо произнес:
– Время неподходящее. Наши войска еще не оправились от нападений вендийцев прошлой осенью, а пожары амбаров зимой… – генерал покачал головой. – Мы не можем позволить себе ввязаться в оборонительную войну летом. Наш лучший союзник против Халландрена – снега. Мы не можем дать конфликту разразиться на их условиях. Если дадим – то погибнем.
Слова были исполнены смысла.
– Ваше величество, – продолжил Ярда, – они ждут, чтобы мы нарушили договор и дали предлог для нападения. Если мы сделаем ход первыми – они точно нападут.
– Если мы исполним договор, они все равно нападут, – заметил Деделин.
– Но позже. Может, на месяцы. Вы знаете, как медленно работает политика в Халландрене. Если мы соблюдем договор, то будут дебаты и споры. Если они затянутся до зимы, то мы получим время… которое нам так нужно.
Вновь смысл. Жестокий, честный смысл. Все эти годы Деделин маневрировал и глядел на то, как двор Халландрена становится все более агрессивным и возбужденным. Каждый год появлялись те, кто призывал к нападению на «мятежных идрийцев», живущих в горах. С каждым годом их голоса становились все более громкими и многочисленными. Каждый год дипломатия и политика Деделина сдерживали армии.
Возможно, он надеялся, что повстанец Вар и его пан-кальские собратья отвлекут внимание от Идриса, но Вара схватили, а его так называемую армию разбили. Его действия лишь заставили Халландрен больше сосредоточиться на врагах.
Мир долго не продержится. Идрис слишком созрел, торговые пути слишком дорого стоят. Нынешнее поколение халландренских богов слишком непостоянно по сравнению с предшественниками. Он об этом знал – и знал также, что нарушать договор глупо. Если вы оказались в пещере зверя, не стоит вызывать его гнев.
Ярда тоже подошел к окну, облокотившись на раму. Жесткий человек, рожденный жесткими зимами.
Но он был также самым хорошим из известных Деделину людей; король отчасти хотел бы выдать Вивенну за сына генерала.
Глупая идея, конечно. Деделин всегда знал, что этот день придет. Он сам написал договор, и тот утверждал, что он пошлет дочь в жены Королю-Богу. Халландренцам требовалась дочь королевской крови, чтобы добавить прежнюю линию к своей династии. Именно к этому тщеславные и развращенные жители долин давно стремились, и лишь это особое условие договора спасало Идрис последние двадцать лет.
Этот договор стал первым официальным документом в правление Деделина, и он его заключил практически сразу после того, как убили его отца. Деделин сжал зубы; как быстро он склонился перед требованиями врагов. И все же придется сделать это вновь: идрийский монарх обязан сделать все для людей. Тем различались Идрис и Халландрен.
– Если мы пошлем ее, Ярда, – прошептал Деделин, – мы пошлем ее на смерть.
– Может, они ей не причинят вреда, – наконец ответил Ярда.
– Ты знаешь, что это не так. Первое, что они сделают с началом войны – так это используют Вивенну против меня. Это же халландренцы. Во имя Остра, они Пробудителей во дворцы зовут!
Ярда замолчал. Наконец, он покачал головой:
– Последние рапорты говорят о том, что их армия выросла до сорока тысяч Безжизненных.
«Господь Цвета», – подумал Деделин, снова поглядев на письмо. Оно было написано простым языком: минул двадцать второй день рождения Вивенны, и условия договора утверждали, что Деделин не может ждать дольше.
– Жалкий план – послать Вивенну, – сказал Ярда. – Но только он у нас есть. Будь у нас больше времени, я бы смог привлечь на нашу сторону теградельцев – они ненавидят Халландрен со времен Всевойны. Возможно, я бы смог найти способ заново разжечь остатки восстания Вара в самом Халландрене. По крайней мере мы можем отстроиться, собрать припасы, прожить еще год.
Ярда повернулся к королю.
– Если мы не пошлем Халландрену их принцессу, война станет результатом нашей ошибки. Кто нас поддержит? Они потребуют ответа: почему мы отказываемся исполнять договор, написанный нашим же королем!
– А если мы пошлем им Вивенну, то в их династию вольется королевская кровь и у них появится еще больший повод притязать на горы!
– Может быть, – ответил Ярда. – Но если мы оба знаем, что они все равно нападут – то какое нам дело до притязаний? По крайней мере, они подождут пока родится наследник, и лишь после того начнут войну.
Время, больше времени. Генерал всегда просил о времени. Но почему это время должно покупаться ребенком самого Деделина?
«Ярда, не колеблясь, пошлет одного солдата на смерть, если она даст время остальным войскам собраться для атаки, – подумал Деделин. – Мы – идрийцы. Как я могу просить от дочери меньшего, чем требую от своих бойцов?»
Но просто вообразить Вивенну в руках Короля-Бога, вообразить, что ее заставят носить ребенка этого существа… от этой мысли волосы короля чуть не побелели от волнения. Ребенок окажется мертворожденным чудовищем и станет новым Вернувшимся богом Халландрена.
«Есть еще один способ, – прошептало нечто в его разуме. – Не обязательно посылать Вивенну…»
Раздался стук в дверь; король и генерал разом повернулись. Деделин разрешил войти. Он предполагал, кто может сейчас прийти к нему.
Вивенна была облачена в непритязательное серое платье и сейчас казалась ему очень юной. Но она была совершенным воплощением идрийской женщины – волосы стянуты в скромный узел, никакой притягивающей внимание косметики. Она не была робкой и мягкой, как некоторые аристократки из северных королевств. Она была просто сдержанной. Сдержанной, простой, твердой и способной. Идрийкой.
– Вы уже несколько часов совещаетесь, отец, – сказала Вивенна, одарив Ярду уважительным поклоном. – Слуги говорят о цветном конверте, который генерал принес с собой. Полагаю, я знаю его содержимое.
Деделин поймал ее взгляд, затем жестом пригласил сесть. Вивенна тихо закрыла дверь и опустилась на один из деревянных стульев у стены комнаты. Ярда, как и подобало мужчине, остался стоять.
Вивенна поглядела на письмо на столе. Она оставалась спокойной, а волосы не меняли достойного черного цвета. Старшая дочь Деделина была вдвое благочестивее его и, в отличие от самой младшей дочери, никогда не привлекала к себе внимание всплесками чувств.
– Полагаю, тогда я должна подготовиться к путешествию, – сказала Вивенна, сложив руки на коленях.
Деделин открыл рот, но не смог найти возражений. Он поглядел на Ярду, и тот лишь покорно покачал головой.
– Я всю жизнь к этому готовилась, отец, – продолжила Вивенна. – Я готова. Однако Сири вряд ли хорошо это воспримет; она уехала на коне примерно час назад. Я должна отбыть раньше, чем она вернется – так мы избежим всего, что она может устроить.
– Поздно, – Ярда, поморщившись, кивнул на окно. Как раз в этот момент люди шарахнулись в стороны, когда сквозь ворота проскакала девушка. На ней был темно-коричневый плащ – почти слишком цветной, и, конечно же, волосы были распущены.
И они были желтыми.
Деделин ощутил, как в нем растут гнев и недовольство. Лишь Сири могла заставить его потерять власть над собой, и – словно с иронией отзываясь на источник гнева – его волосы начали менять цвет. Для посторонних глаз несколько прядей из черных стали рыжими.
Таков был отличительный знак королевской семьи, бежавшей в горы Идриса в разгар Всевойны. Другие могли скрывать чувства. Однако правители всегда являли их в самих своих волосах.
Вивенна, неизменно спокойная, наблюдала за ним, и ее сдержанность дала Деделину силу снова принудить волосы стать черными. Усилие воли для контроля над предательскими Царскими Волосами было куда больше, чем понял бы любой простолюдин. Деделин не знал, как Вивенна так легко с этим справлялась.
«У бедной девочки никогда не было детства», – подумал он.
С рождения жизнь Вивенны направляли к этому событию. Его первенец, девочка, которая всегда казалась частью его самого. Та, кем он всегда гордился: женщина, уже завоевавшая любовь и уважение народа. Внутренним взором Деделин видел, какой королевой она может стать – сильнее, чем он. Королевой, способной провести народ сквозь грядущие темные времена.
Но только если она выживет.
– Я подготовлюсь к путешествию, – сказала Вивенна, поднимаясь.
– Нет, – ответил Деделин.
Ярда и Вивенна повернулись к нему.
– Отец, – заметила Вивенна. – Если мы нарушим договор, то начнется война. Я готова пожертвовать собой ради наших людей. Ты меня этому научил.
– Ты не поедешь, – твердо сказал Деделин, снова повернувшись к окну.
Снаружи Сири смеялась, разговаривая с конюхом. Деделин мог распознать ее чувства даже с расстояния: волосы дочери стали пламенно-рыжими.
«Господь Цвета, прости меня, – подумал он. – Что за кошмарный выбор для отца. Договор предельно ясен: когда Вивенне исполнится двадцать два года, я должен отправить свою дочь в Халландрен. Но там не оговорено, какую дочь я должен послать».
Если он не пошлет халландренцам одну из дочерей, они мигом нападут. Если он пошлет не ту дочь, они могут разозлиться, но не нападут – это Деделин знал. Они подождут появления наследника. Идрис получит как минимум девять месяцев.
«И… – подумал он, – если они попытались бы использовать против меня Вивенну, я знаю, что не смогу сопротивляться и сдамся».
Признавать это было позорно. Но, в конце концов, именно этот доводи и определил решение.
Деделин снова отвернулся от окна.
– Вивенна, ты не станешь женой бога-тирана наших врагов. Я пошлю вместо тебя Сири.