39
Неделя жизни в трущобах разительно изменила взгляды Вивенны на жизнь.Неделя жизни в трущобах разительно изменила взгляды Вивенны на жизнь.
Она продала свои волосы на второй день за удручающе малую сумму. Купленная на эти деньги еда толком не наполнила желудок, и у Вивенны не было сил отрастить волосы заново. Их даже не постригли как следует – теперь на голове остались криво обрезанные пряди; оставшиеся волосы по-прежнему были мертвенно-белыми. Пусть даже этот цвет и скрывали чернота грязи и сажи.
Она подумывала о продаже Дыхания, но представления не имела о том, куда для этого пойти или как договориться. Вдобавок Вивенна подозревала, что Дент будет наблюдать как раз за местами, где можно продать Дыхание. Да и вдобавок она совершенно не понимала, как извлечь Дыхания из шали, куда она их поместила.
Нет. Надо скрываться, надо не выделяться. Нельзя привлекать к себе внимания.
Она села у края улицы, вытянув руку к толпе и опустив глаза. Милостыни не последовало. Вивенна не знала точно, как другие нищие этого добиваются; их скромные заработки казались ей потрясающим сокровищем. Они знали столь много – где сидеть, как молить. Прохожие же умели избегать нищих, даже не глядеть на них. И потому преуспевали те, кто сумел привлечь к себе внимание.
Вивенна даже не знала, хочет ли она привлечь внимание. Гложущий желудок голод в конце концов выгнал ее на занятые улицы, но она все еще страшилась, что ее могут отыскать Дент или Вашер.
Чем голоднее она становилась, тем меньше ее волновало все остальное. Еда была проблемой настоящего. Смерть от рук Дента или Вашера – проблемой будущего.
Мимо текла река людей в разноцветной одежде; Вивенна смотрела на них, не видя лиц или фигур – просто цвета. Множество оттенков, как в калейдоскопе.
«Дент меня тут не найдет, – подумала она. – Он не узнает принцессу в уличной попрошайке».
Желудок Вивенны заворчал. Она уже училась не обращать на него внимания – так же, как другие не обращали внимания на нее. Недели было мало, чтобы Вивенна действительно почувствовала себя истинной нищенкой или уличной девчонкой; однако она училась подражать и тем, и другим, а разум в последнее время все больше туманился. С того момента, как она избавилась от Дыхания.
Она прижала шаль к груди – как и всегда делала.
Вивенне все еще слабо верилось в то, что сделали Дент и другие. Она столь тепло вспоминала их шутки, не могла соотнести их с увиденным в подвале. Собственно, иногда она едва не вставала, желая найти их – ведь случившееся точно было галлюцинацией. Не могли же они быть столь жуткими людьми.
«Глупо, – подумала Вивенна. – Надо сосредоточиться. Почему мой разум не работает нормально?»
Но сосредоточиться на чем? Думать было особо не о чем.
К Денту нельзя идти. Парлин погиб. Она уже слышала разговоры об идрийской принцессе, которая вызвала беспорядки, так что городские власти не помогут. Ее арестуют в мгновение ока.
Если в городе и были другие агенты ее отца, то Вивенна понятия не имела, как их найти и не попасться Денту. Он очень умело держал ее в плену и тихо уничтожал тех, кто смог бы переправить Вивенну в безопасное место. Что только думает ее отец? Он потерял Вивенну, и исчезли все люди, которые отправились за ней. А Халландрен все ближе подступает к объявлению войны.
Но об этом можно было подумать потом; сейчас же у нее сводило живот от голода. В городе были бесплатные столовые, но когда Вивенна приблизилась к первой же, то увидела на другой стороне улицы прислонившегося к стене Тонк Фа. Она немедля сбежала, надеясь, что наемник ее не заметил.
По той же причине Вивенна не осмеливалась покидать город. Дент наверняка приказал наблюдать за воротами… да и куда ей идти? Припасов на дорогу в Идрис у нее не было.
Может, Вивенна смогла бы уехать, сумей она скопить достаточно денег. Это было трудно, почти невозможно; зарабатывая монету, она тратила ее на еду. Нельзя было удержаться. Ничто иное не казалось важным.
Живот снова заворчал; Вивенна знала, что уже потеряла в весе.
Скудная тень прикрывала ее потное и грязное тело; на Вивенне по-прежнему были только рубашка и шаль, хотя грязи налипло столько, что уже было трудно различить, где кончается одежда и начинается кожа. Теперь ей казалось смешным ее надменное желание носить только элегантные платья.
Вивенна встряхнула головой, стараясь прояснить мысли. Неделя на улице показалась ей вечностью – но она понимала, что лишь начала знакомиться с жизнью бедняков. Как они только выживали? Они спали в переулках, каждый день мокли под дождем, вздергивались от каждого звука, чувствовали такой голод, что были готовы съесть гниющий отбросы из канав. Вивенна и сама так попробовала. Даже сумела кое-что удержать в желудке.
Только это она за два дня и съела.
Рядом остановился человек; Вивенна вскинула голову и протянула руку, но тут же рассмотрела цвета одежды – желтый и синий.
Городской стражник.
Вивенна тут же ухватилась за шаль. Глупый поступок – она понимала, что никто не знает о скрытых в ткани Дыханиях. Но это движение стало уже рефлекторным; только шаль ей сейчас принадлежала, и уличные дети уже пытались стянуть ее у спящей Вивенны, польстившись на жалкую вещь.
Стражник не протянул руку к шали; он просто пихнул Вивенну дубинкой.
– Эй, – бросил он. – Проваливай. На этом углу просить нельзя.
Объяснения не было. Его никогда не было. Похоже, имелись правила насчет того, где нищие могли сидеть, а где – нет, но никто не озаботился поведать их самим нищим. Законы относились к знати и богам, не к черни.
«Я уже начинаю думать о знатных людях как о каком-то другом виде».
Вивенна встала, на мгновение ощутив тошноту и головокружение. Она прислонилась к стене здания, стражник снова ее толкнул, заставив потащиться прочь.
Склонив голову, Вивенна двинулась вместе с толпой, пусть большинство людей и сторонились ее; казалось странной иронией то, что сейчас они не приближаются к ней – сейчас, когда ей было все равно. Вивенна даже не хотела представлять, как она пахнет; однако, наверное, ее сторонились не из-за запаха, а из-за страха перед кражей. Не стоило волноваться. Вивенна не умела срезать кошельки или шарить по карманам, и не могла позволить себе попасться при попытке.
Моральная сторона краж перестала волновать Вивенну еще несколько дней назад. Даже еще не выйдя из трущобных переулков на улицы, она отказалась от наивной мысли, что не станет красть, если лишится пищи. Пусть даже и считала, что пройдет куда больше времени, чем она опустится до такого.
Вивенна не стала искать другой угол; вместо того она отделилась от толпы, пробираясь обратно к идрийским трущобам. Там ее хоть немного принимали, по крайней мере считали одной из своих. Никто не знал, что она – принцесса; кроме первого незнакомца никто ее не узнал. Однако акцент обеспечил ей место в трущобах.
Теперь надо было найти место для ночлега – в частности поэтому Вивенна и решила не просить милостыню до вечера. Вечер приносил прибыль, но она уже очень устала и желала хорошо поспать. Раньше Вивенна не думала, что есть разница, в каком переулке свернуться – но некоторые были теплее других, а некоторые лучше укрывали от дождя. Некоторые были безопаснее. Вивенна уже училась распознавать такие детали и понимать, кого злить не следует.
В ее случае в последнюю группу попадали практически все, включая уличных детей. В пищевой цепочке все они стояли выше нее; это Вивенна узнала еще на второй день. Тогда она пыталась сохранить деньги, полученные за волосы, собираясь сберечь их и получить шанс покинуть город. Вивенна не знала, откуда уличные мальчишки узнали, что у нее есть деньги, но в тот день ее впервые избили.
В ее любимом переулке оказалось несколько мрачных мужчин, занятых чем-то явно незаконным. Вивенна мигом сбежала оттуда, направившись во второй любимый переулок – но его заняла банда детей, тех, что ранее ее били. Так что Вивенна и его покинула побыстрее.
Третий переулок оказался пуст; он проходил за пекарню. Печи для ночной выпечки еще не растопили, но к раннему утру они немного нагреют стену.
Вивенна легла, свернулась, прижавшись спиной к кирпичам, покрепче вцепилась в шаль. Одеяла или простыни не было, но заснула она мгновенно.