Некогда было так, что рекрани снова решили пойти войной на Ликитай. Знали чешуйчатые чужестранцы, что трудно им будет воевать среди гор и долин острова, и задумали хитрое дело.
Собрались вместе чародеи рекрани, выбрали из воинов самого сильного и умелого, лучера по имени Канха, и в течение десяти дней и десяти ночей творили над ним чары и призывали благословения всех своих богов. Половина из них умерла, но просимое было даровано, и вышел воин под солнце, словно родившись заново.Некогда было так, что рекрани снова решили пойти войной на Ликитай. Знали чешуйчатые чужестранцы, что трудно им будет воевать среди гор и долин острова, и задумали хитрое дело.
Собрались вместе чародеи рекрани, выбрали из воинов самого сильного и умелого, лучера по имени Канха, и в течение десяти дней и десяти ночей творили над ним чары и призывали благословения всех своих богов. Половина из них умерла, но просимое было даровано, и вышел воин под солнце, словно родившись заново.
И после того приплыл Канха к берегам Ликитая и вышел на них. Встретила чужестранца стража волн, но лишь рассмеялся он, увидев острые наконечники копий, и крикнул:
– Эй, жалкие лисы! Мне не страшно ваше оружие. Падите ниц, или лишитесь и хвостов, и жизней!
Не дрогнули стражники, бросились в бой и множество раз поразили воина-рекрани копьями. Но хоть и не было на нем доспехов, острая сталь лишь скользила по его чешуе. Засмеялся Канха, и сразил всех стражников, размахивая мечом в рост ликитайца, сделанным из костей морской твари.
Следом за своим воином высадились обычные воины-рекрани, и захватили потрясенные деревни на берегу. Заколдованный ящер же двинулся дальше.
Недолго длилось смятение защитников, ибо верно сказано: не бывает громко ступающего фелиса, лишенного волшебства ши и совсем растерянного ликитайца. Как только поняли они, что Канхе не страшны клинки, копья и стрелы – начали они осыпать его камнями, выпущенными из пращей.
Однако и камни же отскакивали от его чешуи, не оставляя даже царапины.
Тогда, узнав об этом, князь приказал послать навстречу Канхе лучших мастеров искусств боя без оружия, ибо уже бывало так, что кулак добивался успеха там, где терпела поражение сталь. И поскольку князь был мудр, он повелел всем волшебникам проникнуть в чары, хранящие Канху, и разбить их.
Ко всеобщей печали, кулаки, посохи и цепы не смогли одолеть могучего лучера; слишком крепка была его чешуя, слишком сильны охраняющие его заклинания.
Волшебники же явились к князю и сказали:
– О великий! Слишком много сил и жизни вложено рекрани в эти чары, не сможем мы их расплести. Но зато мы познали их суть: они защищают Канху от плоти и рога, дерева и металла, камня и стекла. Также они отражают наши чары, посланные против него.
– Можно ли сразить его ядом? – спросил князь.
– Если только кто-то убедит Канху его испить, – ответили волшебники. Никто даже не заговорил о том, что лучера можно утопить или удавить – ибо, конечно, все помнили, что лучеры дышат под водой и обладают толстой чешуей на горле.
Повисло тяжелое молчание при дворе. Ибо Канха уже близился к столице, а остановить его было нечем.
И тогда из толпы придворных вышел чиновник по имени Тай-Сичжэнь. Был он невысокого ранга, но князь ценил его за острый ум, хотя и порицал склонность к извлечению выгоды.
– Государь, – сказал Тай-Сичжэнь. – Дозвольте мне попробовать избавить Ликитай от этой напасти.
– Что тебе для этого потребуется? – спросил князь.
Тай-Сичжэнь довольно пошевелил ушами и хвост его зашуршал по мраморным плитам.
– Самый сильный воин из дворцовой стражи, – молвил он, – волшебник, искушенный в особых чарах, и два круга сыра, по пятьдесят сё весом каждый.
Удивился князь, но доверял он хитроумию Тай-Сичжэня и велел дать ему все, что он просил.
Когда через два дня Канха подошел к воротам столицы, Тай-Сичжэнь встретил его за накрытым столиком, где стояли дымящийся чайник из расписного фарфора, две чашки и вазочка с ароматными сладостями.
– Прошу вас, о гость, – сказал Тай-Сичжэнь, учтиво поклонившись, – садитесь, отдохните, и выпейте со мной лучшего чая.
Громоподобно рассмеялся Канха, подошел к столику и одним взмахом меча разрубил его пополам, так что чайник и чашки полетели, словно подхваченные ветром.
– Ты думал обмануть меня, поросший шерстью безумец? – спросил лучер. – Думаешь, я не пойму, что за сладкими речами скрывается яд, подлитый в напиток?
Тай-Сичжэнь грустно покачал головой.
– Как истинный ценитель чая, о воин, я бы никогда не посмел осквернить его отравой. Как печально, что вы не поверили, и повредили сосуды, которым больше лет, чем вашему роду. За это вас постигнет гнев с небес.
И в тот же миг выпрямился на стене города воин из стражи. Знал он, куда бить, ибо Тай-Сичжэнь поставил столик так, чтобы лишь по одному пути Канха мог подойти к нему, чтобы нанести удар, в чем придворный не сомневался.
Стражник князя воздел над головой круг сыра и метнул его. Тяжел круг в пятьдесят сё весом, когда летит с высокой стены, и когда два дня над ним усердно колдуют. Не зачаровывал волшебник сыр, не придавал ему особые свойства – но вместо того ускорил его иссушение, и теперь круг стал тверд, словно камень.
Но сам сыр не был камнем. И плотью не был, пусть и сотворили его из молока, произведенного плотью. И никогда он не был он ни рогом, ни деревом, ни стеклом, ни металлом.
И потому ударил круг сыра в голову Канхи, сокрушил его чешую, разбил мозг. Рухнул великий воин-лучер, не издав ни звука, и лишь бессильно царапнули его когти ту землю, что он пытался завоевать.
Остальные рекрани, увидев это, бежали в страхе, зная, что их ничто не защитит от оружия ликитайцев. Восторг охватил весь остров, и было устроено великое празднование. Сыр, что убил Канху, поместили в храм и первый каллиграф Ликитая начертал памятную надпись. Воина, метнувшего сыр, повысили в звании и осыпали наградами. Волшебника отметили начертанной рукой князя грамотой и особыми почестями.
Тай-Сичжэня же одарили новым рангом и богатыми подарками. Но спросил у него князь:
– Скажи мне, ты попросил два круга сыра на случай, если воин промахнется?
– Нет, государь, – с поклоном ответил Тай-Сичжэнь. – В том случае Канха бы не стал стоять на месте, убил меня и кинулся бы сокрушать ворота. А тогда бы уже можно было кидать любой сыр.
– Тогда что ты будешь делать со вторым кругом? – спросил князь.
И Тай-Сичжэнь ответил искренне, поскольку не подобает подданному лгать государю:
– Три четверти я велю продать, сказав чистую правду – что это сыр из княжеских кладовых и брат сыра, что избавил нас от Канхи. Немало найдется тех, кто захочет его непременно купить за высокую цену.
Рассмеялся князь:
– А что же будет с оставшейся четвертью?
– Ее я со всей почтительностью съем сам, – ответил Тай-Сичжэнь. – Ибо всю жизнь люблю сыр, о государь. Иначе бы я о таком оружии и не подумал!
01.09.2016